Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]

– Ну ладно, пес с ним – надеюсь, вы, Наташа, знаете, что делать, – проворчал Ромка. – Меня сейчас вот что волнует: если господа радикалы и вправду устроили на Стромынке склад, то надо бы выяснить, что они там держат.

– Стромынка, Стромынка… – задумчиво произнес Николка. – Это ведь в Сокольниках, так? Неподалеку от Фанагорийских казарм, где мы занимаемся?

– Ну да, – ответил Роман. – Я точно не помню, но вроде бы рукой подать. А что?

– Да так. Есть у меня одна мысль. Вань, ты как-то давал мне рассказ Конан Дойла «Скандал в Богемии»…

– Ну да, – припомнил я. – Это про Шерлока Холмса и Ирэн Адлер – они там еще, чтобы проникнуть в дом, имитируют пожар.

– Не проникнуть, а узнать, где она прячет фотографию, – поправил меня Николка. – Вот я и подумал – а что, если мы…

Дзинь! Снежок влетел в окошко, с маху высадив стекло. Снежок был непростым – в него была старательно закатана ледышка. В уличных снежных баталиях такие снаряды считались недопустимыми: хочешь драки всерьез, до крови – выходи один на один или стенка на стенку, дерзай. А вот так, исподтишка, во время потешной схватки, за снежок с ледяной вставкой вполне могли и поколотить, причем и свои, и чужие: а не подличай!

Но этот снежок предназначался не для того, чтобы пустить кровь недругу. Его специально и лепили, чтобы высадить стекло, – а потому мальчишки, игравшие в снежки перед приземистым одноэтажным кирпичным домом на Стромынке, старательно прятали за спинами по два-три вот таких «особых» снаряда. И по команде притаившегося за углом Николки все разом метнули их в окна.

Со стороны это выглядело вполне невинно – одна группа сражающихся как бы зашла противнику во фланг, вот и попала под сплошной обстрел. А что при этом пострадала пара стекол – так кто из нас не был таким вот сорванцом?

Только снежками на этот раз дело не ограничилось. Вслед за ними в два крайних окна влетели какие-то комки, источающие белесый дым. Комки были непростыми – Ваня с Николкой полдня экспериментировали, пропитывая тряпки и паклю купленной в аптеке селитрой, пока не получили смесь нужной концентрации: такой, чтобы тряпичная бомба не вспыхивала, а ровно тлела, испуская густой вонючий дым. Ромка предложил не мудрствовать, а швырнуть в окошко пару обыкновенных дымовых гранат, но Николка решительно воспротивился: если с обычными жителями номер еще мог пройти (мало ли какую дрянь закинут в окошко уличные сорванцы!), то с охранниками этого дома шутить не стоило. Выгоревшую дымовую шашку наверняка опознают и встревожатся, поняв, что стали объектом интереса конкурентов из других времен. А там и до ответного удара недалеко, тем более что опыт такой имелся, – спросите хоть Яшу или его дядю-часовщика, Натана Ройзмана, пусть земля ему будет пухом…

В общем, залетевшие в разбитые окна снаряды принялись, как им и полагалось, источать смрадный дым. Охранники, прибежавшие на звон, бестолково заметались – оборудуя базу в Сокольниках, ни Дрон, ни Виктор не подумали ни о противогазах, ни об огнетушителях; и теперь их люди пытались на ощупь отыскать опасные «подарки». Впрочем, по полу шарил лишь один – другие, решив, видимо, что все пропало и дом вот-вот запылает, кинулись в коридор. В окна полетели какие-то блестящие коробки – это оказались обыкновенные алюминиевые канистры по двадцать литров. Перед домом, за низким заборчиком, отделявшим палисадник от мостовой, уже собиралась толпа. Раздавались крики «Пожар!», где-то на углу, возле Матросского моста, разлетелась пронзительная трель полицейского свистка. Ей ответили трели поближе – дворники окрестных домов спешили включиться во всеобщее веселье. А из окон, в клубах дыма, продолжали вылетать канистры, какие-то коробки и длинные, плотно замотанные скотчем свертки. Потом вслед за ними выпрыгнул здоровенный парень. Оглядевшись по сторонам, он отшвырнул на тротуар зеваку, нацелившегося было на выброшенное наружу добро, смазал по уху другого, собравшегося лезть в окошко.

Дым из окон уже почти не шел. Оттуда донеслись длинные матерные рулады, а вслед за ними вылетел слабо дымящийся черный комок – все, что осталось от самодельной дымовухи.

Вылезший из окна парень замысловато выругался и принялся втаптывать комок в снег; его товарищ, появившийся из дверей, стал вытаскивать из грязных сугробов спасенное от огня имущество. Зеваки порывались помогать, но были отогнаны матерным рыком. Никто, впрочем, не обиделся – понимали, что люди на взводе и нечего лезть с помощью, когда не просят! Не хотят – и не надо, была бы честь предложена. А будешь настаивать – схлопочешь в рыло, хозяева дома в своем праве.

Ваня с Николкой, спрятавшиеся за крыльцом пострадавшего дома, переглянулись и принялись выбираться сквозь толпу, перекрывшую уже изрядную часть мостовой. Преодолев скопище горланящих зевак, торговцев и прочей праздной публики, мальчики припустили вниз по улице – все, что нужно, они уже увидели.

Мимо, по мостовой, покрытой утоптанным до ледяной корки снегом, прогрохотал пожарный обоз; линейки и пожарный насос тащили здоровенные, откормленные битюги.

– Городской части, – сказал Николка, провожая их взглядом. – Белые, без отметин.

– А что, у каждой пожарной команды лошади своей масти? – удивился Иван. – Я-то думал, так только в гвардейских полках заведено, как барон рассказывал.

– Нет, и у пожарных тоже, – ответил гимназист. – Фомич, наш дворник, как-то рассказал – в шестидесятых московским полицмейстером был Огарев, сам старый кавалерист, – он и завел такой порядок.

Выезд пожарной команды и впрямь был эффектен. Впереди летел верховой в медной каске. Он все время дудел в медную трубу, разгоняя толпу, – люди бросались к стенам домов, извозчики и ломовики спешно прижимали повозки к тротуарам. За вестовым, растянувшись на полквартала, неслись линейки и фура с насосом; суровые усатые пожарные, сплошь отставные солдаты; решительные лица, начищенные до блеска каски, серое, железной жесткости сукно курток…

– Красота! – Иван аж причмокнул от удовольствия. – Эффектно у вас пожарники катаются!

– Какие еще пожарники? – возмутился Николка. – Они – пожарные! Пожарники – это погорельцы, которые летом по домам побираются. Ходят и рассказывают – мол, подайте, люди добрые, деревенька наша сгорела, все остались с детьми малыми, голые-босые… Вон Владимир Алексеевич писал – я сам прочел в «Московском листке»! – что они все мошенники! Нарочно ездят собирать на «погорелые места» – а чтобы лучше подавали, оглобли телег обжигают на огне, вроде как из пожара вытащенные! Их так и зовут – «горелые оглобли».